Вопрос, кого подразумевал зафиксированный в русских летописях термин «галицкие выгонцы», имеет длительную историю обсуждений. На мой взгляд, этот термин не мог обозначать славянское население Буковины – в XI–XII вв. этот регион, судя по археологическим данным, устойчиво контролировался Галицким княжеством и нет оснований предполагать его какой-то особый политический статус. По всей видимости, мы должны связывать этот термин со сравнительно поздними (XII в.) мигрантами из района Галича в направлении Нижнего Днестра и отождествлять «галицких выгонцев», как предполагали исследователи (П. Бырня, А. Городенко, Н. Руссев), с так называемой керамикой галицкого типа на территории Республики Молдова (зона Кодр), а в языковом отношении считать «галицких выгонцев» носителями диалекта, предкового для надднестрянского украинского говора. В этой связи привлекает внимание, что говор булаештских украинцев (Орхейские Кодры) по ряду важных признаков демонстрирует особую близость не к ближайше-родственным ему надпрутско-буковинским и гуцульским, но как раз к надднестрянским. В частности, булаештский говор характеризуется сочетанием полного отсутствия протезы /w/ перед /u/ (как центрально-закарпатские) и широчайшего распространения протезы /w/ перед /о/ (как надднестрянские). Поэтому можно предположить: пути булаештского говора и буковинских начали расходиться не около XV–XVI вв. (согласно моей первоначальной гипотезе), но даже ранее. И обособление булаештского говора от надпрутско-буковинских происходило не по модели «миграции» (с территории Буковины), но по модели «разрыва связей» между древнерусскими говорами Буковины и более южных районов Пруто-Днестровского междуречья. Исходя из всего этого, мне представляется правомерным поставить и вопрос о возможной преемственности (в той или иной степени) между «галицкими выгонцами» и носителями булаештского говора.