В российской науке и тем более творческой практике фигуру Джакомо Мейербера с полным правом можно назвать persona non grata. На данный момент на русском языке отсутствует крупная монография о композиторе, да и весь корпус текстов о нем мизерный. По этой причине представляется перспективным анализ образа Мейербера на примере массива текстов иной направленности – это энциклопедические издания с эпохи Серебряного века и до наших дней. Такой выбор источников не случаен: именно в лонгитюдном анализе энциклопедических статей за более чем сто лет можно увидеть не только нормативное восприятие каждой эпохой персоны Мейербера, но и трансформацию образа композитора. Если иметь в виду, что все эти издания есть в свободном интернетпространстве, то можно представить весьма пеструю картину ликов мастера для неофитов – ведь именно для широкого круга читателя написаны все эти статьи и именно они формируют образ композитора для широкой публики и нашего времени. Русский имидж Мейербера в универсальных энциклопедиях со времени Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона (ЭСБЕ) претерпел сильные изменения, активно подстраиваясь под ту или иную историко-культурную ситуации в стране. Так до 1930-х годов Мейербер выглядит как «гений» (ЭСБЕ) или же «герой нашего времени», чьи сочинения исполняются и весьма значимы для русской и раннесоветской музыкальной культуры (первое издании Большой советской энциклопедии – БСЭ). Затем вплоть до 2015 года (второе и третье издания БСЭ, Большая российская энциклопедия – БРЭ) он оказывается чужим персонажем для русского читателя, оставшимся далеко в историческом прошлом – исключительно в слуховом опыте своих современников, которого критиковали русские классики XIX века. В то же время русскоязычная аудитория миллениалов и поколения альфа, обращаясь к статье в русскоязычной википедии, основой которой стала англоязычная версия, имеют возможность увидеть иного «западного» Мейербера и сравнить его с российской версией образа композитора в БРЭ. Актуальность анализа энциклопедических текстов резко возрастает еще и потому, что они как публичные (часто и официальные) тексты о музыке конструируют и историю эмоций российского слушателя. А если учесть, что с 1930-х годов оперы Мейербера на российской сцене являются фигурой умолчания, то именно эти энциклопедические нарративы фактически их замещали и замещают в музыкальной картине мира советской и постсоветской публики до сих пор, вольно или невольно создавая текстовый образ и самого композитора, и его оперных сочинений.