Все вышло из фольклора (в т.ч. кинематограф) и возвращается в фольклор (методом фольклоризации). Если посмотреть на ситуацию с инонаучной колокольни, то сквозь розовый туман эстетики и дымовую завесу критических мнений постепенно вырисовывается понимание того, что, по большому счету, фольклор (особенно один из самых ярких представителей его – сказку) и «монтаж аттракционов», т.е. кино, объединяют 3 момента: 1. «Бродячесть» архетипических сюжетов. 2. Подчеркнутый антагонизм героев. 3. Благополучный финал. Рассмотрим чуть подробней эти ипостаси и выясним их соответствие реалиям. I. В предвкушении щастья От братьев Люмьер и Чарли Чаплина (т.е. со времен «кино – театра для бедняков») до Кв. Тарантино и Люка Бессона «великий немой» не только обрел дар речи, но и превзошел все ожидания в номинации «важнейшего из всех искусств». Но при всем чудесном совершенствовании кинотехники и, в частности, компьютерной графики наибольшими зрительскими почему-то пользуются картины, созданные по банальному сценарию: справедливость почти всегда торжествует, главные герои благополучно спасены, добро в финале радикально побеждает зло и прочая, и тому подобная «диснеевщина»… Этим заранее запрограммированным радужным мажором проникнуты в дальнейшем ремейки, сиквелы, триквелы и квадриквелы всех кассовых и популярных кинолент. Чем объяснить такую избирательность? Только ли тем, что все новое – давно забытое старое? Это было бы самым простым объяснением на обыденном уровне. Но если копнуть глубже…  В классическом ныне труде молодого В.Я. Проппа «Морфология сказки» (1928) говорится о числах 31 и 7. Первое число – это максимальное кол-во функций действующих лиц (оно может быть меньшим, но порядок функций, или действий по ходу развертывания сюжета – от наличия запрета (табу) и его нарушения до пира-свадебки – всегда неизменен). Второе – это «7-персонажная система» (в нашей интерпретации): 1) антагонист (вредитель); 2) даритель; 3) помощник (в т.ч. так наз. «волшебный п.»); 4) царевна (принцесса) либо ее папочка – царь или король; 5) отправитель (зд. «п» – не лишняя буква); 6) герой (ну, наконец-то!); 7) ложный герой. И та и другая схема (система) по-прежнему успешно работают! Плюс к этому насчитывают 27 «бродячих сюжетов», имеющих международное распространение (на их основе составлен указатель сказочных /выходит, что не только!/ сюжетов АарнеТомпсона). II. ‘Кино и немцы’ Почему так популярны исторические фильмы, в к-рых разделение сюжетных линий и героев проведено по типу «свой-чужой»? Ответ один: такой киношный дуализм психологически необходим: благодаря ему не нужно напрягаться (или, как чаще произносят, париться), т.е. думать и соображать, и, не приведи г-дь, анализировать. За быстротечных 1,5-2 часа все должно быть внятно и понятно: белые – это белые, красные (в т.ч. индейцы) – это красные (т.е. никак не розовые). Полутона для потребителей 2D, 3D (не за горами и 4D etc.) – слишком утомительно для восприятия, а для кинопроката чересчур рискованно. Ведь, будем откровенны, кому охота (кроме критиков-профессионалов) копаться в коллизиях сюжета, хитросплетениях поступков и колоритных судьбах многогранных персонажей? «Сделайте нам покруче», – просят ненасытные киноманы (раньше требовали попросту «красивого кина») – вот и вся претензия! «Бузделано!», – кивают киноделы. – «Любой каприз за ваши деньги». Поэтому-то… чаще всего… deutsche Soldaten und Ofizieren выглядят на экране, как потерявшие человеческий облик клоуны-дебилы или чудовищаантропофаги, что, мягко говоря, не вполне соответствует исторической правде (паяцы и монстры есть в каждой стране). Но по киношным правилам, или законам, сверхзадача – в том, чтобы без излишних мерихлюндий выявить всю мерзость коричневой чумы, опуская подробности и не заморачивая зрителя тем, что отпетыми мерзавцами-то были в основном эсэсовцы (и то не поголовно), убежденные в своей псевдоарийской полубожественной непогрешимости («Переход» /1979, Gr.Br./, «Старое ружье» /1975, Фр.ФРГ/), а подавляющая масса (как и массовка на экране) выступала в роли пушечного (конкретнее – «катюшечного») мяса. Все последние мегаблокбастеры и movies такой подход 100%-но подтверждают, будь то вестерн, детектив, love story, thriller, adventure, horror, даже мюзикл, т.е. независимо от жанра. Нынешнему зрителю не до философских исканий в кинозале, для него здесь главное – не расплескать стаканчик с колой, не уронить мобильник и не сломать 3D-очки. III. Возврат утраченного рая Именно кино вернуло первоначальный смысл героики в искусство. Ведь дошло до того, что герои измельчали настолько, что в литературной критике в противовес «хорошему герою» был изобретен термин «отрицательный герой». Однако испокон веков герой – это тот, кто в одиночку борется со злом, иначе какой же он герой? ‘The Hero must be alone’. Если герой не один, тем более «героев» несколько, то это шайка разбойников (в лучшем случае – «Семь самураев» или «Великолепная семерка»). В фольклоре герой – богатырь (русский витязь), он всегда соответствует этому симпатиями нику (nickname) – и в былинах, и в волшебных сказках, подтверждая свой статус носителя истины, добра и справедливости. В кинематографе примеров истинного героизма не так уж мало, главные герои кинолент сражаются со злом и побеждают, будь то система («Список Шиндлера»), либо нечестные на руку дельцы («Побег из Шоушенка»), либо финансовые воротилы («Wall Street» /I и II/; «The Wolf of Wall Street») и работорговцы («Наложница» /I, II и III/). Одни до чертиков серьезны и ура-патриотичны, причем без гендерных и расовых различий («Битва за Севастополь», «Храброе сердце»), другие (в основном герои поневоле) спасают жизнь свою и своих близких («Выживший», «Lucy», «Отважная», «Apocalypto», «Убить Билла», «Время убивать»), третьи продолжают тему популярных сказок и историй («Золушка» /очередной ремейк 2015 года/, «Нокдаун», или «Cinderella Man», т.е. та же Золушка, но мужеского полу), вплоть до героев«простачков» («Mr. Bean» и «Forrest Gump», сравнимых с дураком Емелей из «По щучьему велению», вплоть до «Le Magnifique» – великолепной пародии на суперменов, а заодно сатиры на язвы современного мира). Даже в тех редких случаях, когда зло со всей очевидностью не наказано (а на подобные вывихи – dramedy – могли сподобиться лишь признанные режиссеры – Дамиано Дамиани, Милош Форман, Фрэнсис Ф. Коппола, Сидни Поллак, Стэнли Кубрик, Элем Климов, Андрей Тарковский…), почти всегда обнаруживается литературный след, по к-рому скроен сценарий будущего оскароносного фильма (на памяти скандальная история экранизации романа Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки»). Голливудские киностудии, по их собственному признанию, не желая рисковать, расчетливо штампуют нетленку по упрощенной, безотказной, отработанной схеме: Акт 1-й: герой по уши сидит в дерьме. Акт 2-й: герой пытается выбраться из дерьма, но погружается в него еще глубже.  Акт 3-й: герой выбирается из дерьма (Finita la tragedia). Т.о., общемировую «фабрику грез» роднит с фольклором, во-1-х, беспроигрышный, отшлифованный до блеска бродячий сюжет. Во-2-х, бескомпромиссный антагонизм противоборствующих действующих лиц. И, в-3-х, непотопляемый герой, чему способствует всенепременно наступающая позитивная развязка, извест ная по сказке как «утоляющий конец» (психологически необходимый детям), либо рассчитанный на взрослых happy-end, компенсирующий все то, чего так мало в жизни. Вот такое интересное кино.